ПАВЕЛ ПЕППЕРШТЕЙН

«Мифогенная любовь каст»

Том второй

M  Прямо Нептун, честное ебицкое слово!

 

M  - Человек не «кадр», а целое кино, да еще и весь кинотеатр в придачу!

 

M  Знаете, что такое на самом деле интеллигент? Это железное чудовище, не ведающее сомнений, сметающее все на своем пути. Никто не хранит в себе столь обезоруживающего разрушительного потенциала, как тихий, скромный, образованный человек. Даи что такое образование – это вечное чтение, перелистывание книг? Это томление, вызываемое избытком сведений? Это всего лишь приемы, нагнетающие подспудную мощь.

 

M  «Так вот что такое фашизм! Фашизм – это печаль. Фашизм – это глубокое отчаяние потерянного ребенка»…

 

M  …эти небесные фигуры напоминали мужские и женские гениталии, но ничего физиологического не было в них: они состояли целиком из золотого цвета и казались прекрасными, умными и простыми, простыми абстрактными формами. – Понял теперь, что такое Советский Союз? ... Это Союз Хуя и Пизды. … Это и есть союз нерушимый.

 

M  «Вот они какие – интеллигентные люди на войне! … Правильно Бессмертный говорил, что это беспощадные чудовища, а не люди. Впрочем, людей вообще нет».

 

M  Эти же трое /интеллигентов/ не ведали сомнений и для зверств не нуждались даже в пьянстве, поскольку не отличали опьянения от трезвости.

 

M  Он-то знал, что мертв. Но кто именно мертв – этого не знал.

 

M  …вампир ощущал, что кто-то намерен пресечь его мирную жизнь в смерти.

 

M  Упырь лежал в своей могиле – толстый, голый, совершенно белый от страха, накрытый свадебной фатой – как невеста, в ужасе поджидающая на ложе первой брачной ночи своего чудовищного жениха с его деревянным хуем.

 

M  Костя Гитлер жил в Самаре,

Началася вдруг война,

Костю Гитлера ебали

Всей Самарой до утра.

 

M  …парни подобрались у нас в группе бывалые, хуй в рот не клади.

 

M  Я ничего не боялся, кроме смерти, но одна уже случилась, а других не миновать. А боль – кого она волнует? – кого она волнует? Это только трепет нервных окончаний.

 

 

M  С таким приятелем можно обмениваться шуточками и хохотать, а можно хохотать и без шуточек, на одном запасе сплошной легкости, накопившейся за время приятельства.

 

M  Нельзя ссать в рот всему бытию!

 

M  ...Дунаев с удивлением увидел, что Ленин лежит в гробу не один, да и гроб был шире обычного, так сказать „двуспальный”...

 

M  И вот, от Заворота, через Большой Зигзаг, и затем через пять малых Зигзагов, и затем через число четыре тысячи четыреста сорок четыре, а затем через фразу «она его поедом есть» парторг, не запыхавшись, добрался до леска…

 

M  Все окрест молчаливо орало о своей ненависти к реально существующим вещам.

 

M  В такие минуты несколько разновидностей счастья становятся доступны: можно ворваться в хорошо обставленные залы и уничтожить без зазрения совести множество дорогостоящих предметов… Можно, наоборот, отдать жизнь, встав на пути озверевшего плебса с одиноким револьвером, чтобы показать, что высшие не уступают свое место без боя. Можно уехать в машине иностранной державы, задумчиво глядя сквозь стекло на бегущих, на павших в снегу. И потом, не снимая замшевых перчаток, открыть томик старинного философского сочинения.

 

M  Он воевал в бреду, он жил в бреду и даже приобрел в глубинах бреда друзей. Он научился понимать бред, распознавать его оттенки. Его соратники были реальны. …  И в благодарность за героизм друзей он готов был в свою очередь принять участие в их галлюцинациях.

 

M  Тосты сыпались, как снежные комья. Максимка предложил пить за советских насекомых, причем каждый из пьющих обязан был опрокинуть по три бокала за советских насекомых, потому что насекомых много.

 

M  Сны – это комментарии к бытию, и они не случайно сопутствуют отдыху. Комментирую, мы восстанавливаем свои силы.

 

M  Впрочем, сны принято описывать в настоящем времени. Ведь они длятся вечно, их нельзя описать задним счетом, они составляют параллельный поток, идущий вровень, волна в волну, с потоком бодрственной жизни.

 

M  Он понял, что Ее нельзя подменить. Она сама распоряжается своими подобиями, играет ими, смеется над ними, проходит сквозь них… Не в упоении силой, не подобно танцующему Шиве, разбрасывающему вокруг себя ошметки не до конца уничтоженных миров. А рассеянно, с отстраненностью ребенка, погруженного в холодную и теплую пустоту своих грез. (с. 171)

 

M  От них веяло жесткой, плохо продуманной смертью.

 

M  «Они столетиями властвовали над миром с помощью тайного знания о том, что Бога нет, - подумал фон Кранах, припоминая Достоевского. – Но их время прошло. Миновало. Их тайну разгласили, растрепали по миру коммунисты и другие безбожники. Раззвонили… потому, что не поняли смысла этой Тайны. Теперь будут властвовать те, кто сумеем утаить от других новое знание – о том, что нет людей. … И мы, фашисты, относимся к тем, кто доверчиво и беспечно выбалтывает миру эту Тайну. Потому что мы не поняли ее смысла  так же, как безбожники не поняли смысла божественного отсутствия. Мы перепутали…»

 

M  - О какой верности вы говорите? Вы для меня – одна из бесчисленных личин Зевеса. Я для вас – одна из бесчисленных личин Афродиты. Не так ли?

 

M  Приземлившись в кучусухой листвы, я в количестве 22 бойцов тихо вошел в Подземный Холл. … Взломав, искромсав и пробив насквозь многочисленные двери, находящиеся в Холле, я проник одновременно в 22 пространства.

 

M  Единственное, чего он желал, - еще раз увидеть Синюю и сказать ей, что любит ее. Зачем нужно признание в любви, он не знал, но чувствовал: это необходимо сделать. Слово «любовь» должно быть произнесено. Это слово обязано прозвучать, каким бы ужасом оно ни наполнялось.

 

M  - Мы приготовили вам пир, -

Сказала ласково хозяйка, -

Вино, домашний хлеб и сыр,

Постель, наручники, нагайка.

Надеюсь, ваш столичный вкус,

Ваш вкус изысканный и строгий,

Оценит глушь и наш укус,

Мое лицо, и грудь, и ноги.-

Но гость задумчиво молчал,

И все курил. Потом ответил:

- Я сыщик, барышня. Меня

Не занимают кровь и плети.

 

M  Глотни-ка пивка, родной… Самое лучшее лекарство против удара по сознанию.

 

M  …где облака становятся ветром…

 

M  Люди – это когда мучительно хочется спать, а разговор все длится, и возникают все новые темы, вроде бы интересные, но уже завтра, после бессонной ночи, все они покажутся омерзительной наживкой, в которой скрывался беспощадный крючок усталости…

 

M  Стало так хорошо, как обычно бывает после смерти!

 

M  Это была САМОМУМИФИКАЦИЯ.

 

M  …что такое «ликование», как не иллюминация ликов, лиц и личинок?

 

M  Эй, любовь! Самурай! Истошный вопль! Капитан Немо! Улыбнитесь, капитан! Ты одинок. Но это в последний раз. Больше так не будет. Мы больше не будем. Мы понравимся вам.

 

M  Милый, Ты же, между прочим, ебаная подлопиздая скотина, хуйло ебучее, а впрочем, вырвалось, заработался. Всегда милости просим к нам на сырники. Обнимаю, Твой дружище

 

M  Он чувствовал, что это существо, в которое он влюблен, наполнено странной силой, но это не мешало ему испытывать по отношению к ней резкую, почти мучительную жалость.